Инвективная лексика в материалах российской прессы (на примере зоометафоры)

Свежие записи

• Особенности психологии как науки и ее задачи
• Общее понятие об интеллекте
• Общая характеристика мотивационной сферы человека
• Диагностика избирательности внимания
• Конфликты как борьба животных за жизненные ресурсы
• Предмет и метод педагогической конфликтологии
• Социальная экология – наука и учебный предмет в профессиональной подготовке специалистов социальной работы
• Анализ конкретных случаев терапии
• Развитие отечественной психологии в 19 в
• Основные принципы и методы управленческой психологии 2
• Совладание с трудными жизненными ситуациями
• Методические указания для проведения практических занятий по разделам 1–3 дисциплины «Психология»
• по курсу «Психология» 2
• Психиатрия — Билеты с ответами
• Психология профессионализма. 2011/12

Обоснование выбора методов исследования и описание методики экспериментов

В экспериментах приняли участие 150 носителей русского языка -студенты первого курса гуманитарных (психологического, филологического и юридического) факультетов вузов Москвы. Средний возраст испытуемых — 17 20 лет. В течение 6 месяцев во всех экспериментах принимала участие контрольная группа. Количество мужчин и женщин в группе одинаково. В рамках данного исследования изучается восприятие инвективнои лексики в молодежной студенческой среде. Мы исходим из того, что именно эта социальная группа использует в своей речи много эмоционально-оценочных слов, в том числе и инвективных. Для нас интерес представляет именно эта группа людей, так как она очень быстро реагирует на все изменения, происходящие в обществе, имеет свою систему ценностей, отличную от ценностей людей старшего возраста. Для студенческой среды характерна 1) высокая сензетивная способность, 2) гиперактивность и подвижность, 3) наличие собственной субкультуры, 4) активные креативные языковые процессы. Перечисленные признаки обусловили выбор участников эксперимента, что соответствует поставленным целям, задачам и объекту диссертационного исследования.

Анализируемое слово — кобель.

Для удобства описания результатов эксперимента представим шкалу экспрессивности в таком же виде, как она была предложена испытуемым. В соответствии с заданием — оценить слово по стандартной шкале экспрессивности — проставлялся знак + в соответствующей графе шкалы.

Для 40% ии. анализируемая единица является нейтральной: в анкете реципиенты проставили данному слову «0». Однако анализируемое слово вызывает и положительные, и отрицательные эмоции. Высшую степень положительных эмоций слово кобель (в анкете она соответствует выбранному числу «+ 5») вызывает у 5 % испытуемых. Высшую степень отрицательной эмоции у того же слова («- 5») отметили 10 % опрошенных. Далее представим степень выраженности положительных эмоций анализируемой единицы при ее восприятии реципиентами. 20 % испытуемых выбрали оценку, равную числу «+1». Ни один человек, заполняющий анкету, не отметил у исследуемого слова оценку, равную числам «+ 2» и «+ 3». Близкую к высшей степени положительных эмоций оценку, соответствующую числу «+ 4», для данного слова выбрали только 5 % испытуемых. Суммируя общее количество положительных эмоций, мы делаем вывод о том, что общее число положительных эмоций при восприятии реципиентами слова кобель составляет 30 %. Для 40 % испытуемых данное слово является- нейтральным, соответственно на долю отрицательных эмоций приходится 30 % от общего числа реципиентов. Таким образом, общие показатели чисел положительных и негативных эмоций анализируемой единицы практически совпадают, но степень их распределения отличается от представленных реципиентами оценок на шкале положительных эмоций, находящейся на числовом отрезке от «+ 1» до «+ 5» и на шкале отрицательных эмоций от «- 5» до «- 1». Представим точные данные по результатам проведенного эксперимента по шкале отрицательных эмоций от «- 5» до «- 1». Самое большое количество испытуемых, выбравших негативные эмоции у слова кобель, а именно 11 %, поставили оценку со знаком «- 3». 5 % участвовавших в эксперименте выбрали для данного слова оценку «- 2». По 2 % испытуемых считают, что слову кобель соответствуют оценки «- 4» и «- 1».

Особенности речевого акта оскорбления

Инвективная лексика относится к сфере речи эмоционально повышенной, аффективной. Для такой речи исключительное значение имеют:

а) ситуация конкретного речевого акта, в котором фигурируют экспрессивно окрашенные слова и выражения или лексико-фразеологические единицы, наделяемые экспрессией под влиянием контекста эмоционально напряженной речи или аналогичной речевой ситуации;

б) намерения (интенции) говорящего (пишущего).

Эти интенции могут быть самыми разнообразными: от дружески-грубофамильярных («амикошонских») до явно оскорбительных. Ср., например: Эк наярива-ет, собака!— с восхищением об игре музыканта. Но: Я тебя, собаку, пристукну, если еще раз появишься здесь!— с презрением, гневом, угрозой;

в) социальное положение и социальные роли адресата (или объекта инвективы) и говорящего (пишущего).

Эмоциональность такой речи ориентирована на данную ситуацию, поэтому анализ как самих высказываний, так и их лексико-фразеологического состава возможен только в тесной связи с контекстом, ситуацией речевого акта, в том числе в СМИ.

1 стр., 441 слов

Методика «Самооценка Эмоциональных состояний» (сокращённый …

Список утверждений по всем шкалам «Спокойствие — тревожность» 10. Совершенное и полное спокойствие. Непоколебимо уверен в себе. 9. Исключительно хладнокровен, на редкость уверен и не волнуюсь. 8. Ощущение полного благополучия. Уверен и чувствую себя непринужденно. 7. В целом уверен и свободен от беспокойства. 6. Ничто особенно не беспокоит меня. Чувствую себя более или менее непринужденно. 5. …

Экспрессивно окрашенная лексика и фразеология, наделенная эмоционально-оценочной коннотацией (дополнительным значением), — именно такие лексико-фразеологические единицы представлены в аффективной, эмоционально напряженной речи (сюда относятся и публицистические тексты, письменные и устные) — как уже отмечалось, характеризуются известной аморфностью значения, подвижностью его оценочных рамок, вплоть до противоположных оценок. Такое значение в сильной степени окрашено субъективным отношением говорящего (пишущего) к адресату речи, к его поведению, действиям и т.п.

Субъективность значения лексико-фразеологических единиц в контексте аффективной речи (или аффективной, эмоционально напряженной ситуации, а также в условиях яркого публицистического контекста) обусловливается тем обстоятельством, что «предмет речи оценивается эмоционально-отрицательно не потому, что он бесполезен, неморален, антиэстетичен, а исключительно потому, что субъект речи в данный момент с их помощью выражает свое отрицательное эмоциональное состояние или, очень часто, соответствующее отношение к собеседнику» (Матвеева Т.В. Лексическая экспрессивность в языке, с. 22).

Только контекст или анализ ситуации речи может помочь в расшифровке экспрессивной окраски, вернее — эмоционально-оценочного содержания высказывания, экспрессивно окрашенных, оценочных слов этого высказывания (или текста в целом), поскольку такие слова как словарные единицы могут заключать в своей семантике лишь обобщенное значение отрицательной оценки. Например: Ну, что ты за оболтус у меня такой, не можешь сдать экзамен, — говорит мать сыну-школьнику; или: Мой оболтус учиться не хочет; Иду в магазин купить своему оболтусу куртку — мать о сыне-подростке. Ср.: Что он — оболтус, что ли ? Ситуацию не сечёт, говорит такую чушь!— о политике, участвующем в телепередаче.

К.И.Бринев, исследуя в своей докторской диссертации «Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза» (г.Кемерово, 2010 г.) особенности речевого акта оскорбления (инвективного акта) , выделяет его следующие структурные особенности:

Еще примеры инвектив известных людей

Вы также можете найти примеры инвектив в известных цитатах.

• «Его мать должна была выбросить его и оставить аиста». — Мэй Уэст
• «У него нет врагов, но друзья его сильно не любят». — Оскар Уальд
• «Я не присутствовал на похоронах, но отправил красивое письмо, в котором согласился». — Марк Твен
• «У него музыкальный слух Ван Гога». — Билли Уайлдер
• «Я прекрасно провел вечер, но это было не так». — Граучо Маркс
• «Он унаследовал некоторые хорошие инстинкты от своих предков квакеров, но кропотливой тяжелой работой, он преодолел их.» — Джеймс Рестон
• «Он никогда не использовал слово, которое могло бы отправить читателя в словарь». — Уильям Фолкнер

Принципы классификации инвективной лексики как основание для определения степени инвективности и систематизации инвективных слов

В процессе исследования научного контекста проблемы мы установили три основных принципа классификации инвективной лексики: ономасиологический, функционально-тематический и эмоционально-экспрессивный.

Представим общую классификацию русской инвективной лексики и фразеологии, построенную на ономасиологическом принципе . Термины бранная, инвективная и обсценная лексика составителем данной классификации понимаются как взаимно пересекающиеся, хотя и не полностью идентичные: не все бранное обсценно и, наоборот, не все обсценное — бранно. Брань, по определению русского академического словаря, — это «оскорбительные, бранные слова; ругань» , а обменная лексика, по дефиниции языковедческой энциклопедии, — «грубейшие вульгарные выражения, которыми говорящий спонтанно реагирует на неожиданную и неприятную ситуацию. Это столь табуизированные слова, что часто они вынуждают говорящего создавать аппозиопезы (пропуски)» . Эту классификацию можно назвать ономасиологической.

В ономасиологической классификации учитывается параметр эмоциональной оценки инвективной лексики. Здесь выделены две группы слов: бранной и обсценной лексики. Общий признак бранной и обсценной лексики -наличие эмоционально-экспрессивной реакции. Различаются данные группы слов по степени табуированности. Обсценная лексика имеет большую степень табуированности, чем бранная. Отсюда очевидно, что чем выше степень табуированности, тем выше степень инвективности слова.

Как видим, степень табуированности обсценной лексики и фразеологии рассматривается как более высокая, чем бранной лексики и фразеологии, но объединяет их эмоционально-экспрессивная реакция на неожиданные и неприятные события, слова, действия и т.п. Как видим, авторитетные нормативные источники не называют лингвистических параметров, отличающих эти группы лексики, и не устанавливают условия и степень проявления признаков «инвективность», «табуированность».

По эмоционально-экспрессивным характеристикам каждая группа бранной лексики весьма различна. Поэтому при их классификации, как правило, исходят из функционально-тематической группировки, а не из ожидающейся эмоционально-экспрессивной градации. В соответствии с этим исследователь Е.И. Галяшина распределяет «ключевые термины матерного лексикона» на три группы: а) обозначающие мужские и женские половые органы и обозначающие половой акт; б) переносящие значение половых органов и полового акта на человека как на предмет называния; в) в нарочито огрубленном виде заимствования из «культурной речи», нарочито огрубленные {кондом, педераст) . Такая классификация, на наш взгляд, является излишне обобщенной и не учитывающей как эмоционально-экспрессивной градации бранного лексикона, так и его связи с необсценными лексическими пластами. Кроме того, при таком подходе игнорируется многочисленная активная сфера фразеологии. Классификацию Е.И. Галяшиной можно назвать функционально-тематической.

А.К. Симонов распределяет ненормативные слова по лексико-тематическим группам, что также не позволяет установить их эмоционально-экспрессивную иерархию. С его точки зрения, в состав ненормативной лексики входят следующие разряды слов и выражений.

1-й-разряд составляют констатирующие номинации лица, обозначающие негативную с точки зрения интересов общества (или его большинства) деятельность, занятия, поступки, поведение кого-либо, например: бандит, вор, мошенник, проститутка, фашист. Подобные слова в силу логико-понятийной природы их денотатов в самом номинативном (основном) значении имеют уже негативную оценку, оставаясь в рамках констатирующей семантики. См., например, толкование некоторых таких слов в современных словарях: Бандит — участник банды, вооруженный грабитель; бандитизм — вид преступной деятельности, заключающийся в создании вооруженных банд, с участием в них и в организуемых ими нападениях с целью грабежа, насилия, убийств, разрушений чего-либо и т.п. ; жулик — вор, занимающийся мелкими кражами ; проститутка — женщина, занимающаяся проституцией; публичная женщина .

Инвективное высказывание

Высказывание, выполняющее функцию инвективы в самом общем смыс­ле как резкое выступление против кого-либо, чего-либо; оскорбительная речь; брань, выпад.

На языке описания, разработанном А. Вежбицкой, речевой акт оскорбле­ния, по-видимому, будет представлен следующим образом:

А) Знаю, что Xспособно причинить тебе психологический ущерб.

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю X.

В) Говорю X, чтобы причинить тебе психологический ущерб.

По типологии К.И.Бринева, инвективный речевой акт может быть контактный и дистантный. При дистант­ном инвективном акте необходим третий участник, который и является каналом передачи информации об оскорблении лица. В развернутом виде дистантное оскорбление выглядит следующим образом:

А) Знаю, что Xспособно причинить тебе психологический ущерб.

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю X.

В) Говорю Xпо отношению к тебе У-ку.

Г) Знаю, что У передаст тебе, что я говорил X.

Д) Говорю Xдля того, чтобы причинить тебе психологический ущерб.

При контактной форме оскорбления факт произнесения инвективного вы­сказывания в присутствии инвектума удовлетворяет условие Б, так что в раз­вернутой форме контактное оскорбление выглядит следующим образом:

А) Знаю, что Xспособно причинить тебе психологический ущерб.

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю X.

В) Знаю, если скажу тебе X, ты будешь знать, что я говорю тебеX.

Г) Говорю X, чтобы причинить тебе психологический ущерб.

Наличие выделенных компонентов обязательно для инвективного речево­го (акта акта оскорбления), отсутствие какого-либо компонента лишает, по мнению К.И.Бринева, речевой акт названного статуса.

Однако при квалификации речевого акта оскорбления с учетом признаков, отмеченных К.И.Бриневым, во многих спорных случаях оказывается для лингвиста-эксперта затруднительной ввиду отсутствия зафиксированных документально условий протекания речевого акта (протоколы допроса субъекта речи, адресата речи, свидетелей и др.).

Если таковые имеются, эти данные можно использовать при интерпретации спорного высказывания с учетом особенностей протекания речевого акта. В любом случае – доказывание и подтверждение умысла на оскорбление является приоритетным правом суда.

Резюмируем. Само по себе употребление инвективных, даже обесценных слов и выражений еще не дает оснований для правового вмешательства. Оно возможно и правомерно только в тех случаях, когда:

а) прямо адресовано конкретному лицу или группе лиц;

б) при этом имеет место прямой умысел на оскорбление;

в) инвективная лексика характеризует не отдельные поступки или слова данного человека, а в целом его как личность, т. е. дается обобщенная оценка его личности.

13

Общественно-политические и социальные корни бранной и инвективной лексики

Современное состояние лексики русского, немецкого и адыгейского языков представляет собой продукт длительного исторического развития, включающий в себя объективные социально-исторические изменения окружающего мира. Эти изменения накладывают на языковый материал существенный отпечаток, в результате чего языки впитывают в себя множество изменений и превращаются, таким образом, в отражение культурно-антропологических состояний языковых сообществ. Исходя из этого, становится ясным, почему язык считается продуктом истории (Артемюк 1989, Борботько 1998, Ван Дейк 1989, Даниленко http: www. Isly. ru \danilenko\artikles\sepir. Htm, Девкин 1979, Добренко 2000, Ковалев 1993, Намитокова 1986, Ромашко 1987 и др.) и почему в исторически неустойчивые периоды отмечается усиление дрейфа языка. И сегодня мы являемся свидетелями того, что происходящие в России преобразования отражаются на состоянии и путях развития как русского, так и адыгейского языка. Эти изменения в языках носят, с одной стороны, позитивный характер, потому что отражают новые реалии и зарождающиеся социальные явления. В частности, этнополитическая ситуация, сложившаяся в районах компактного проживания адыгов, устойчивое их стремление к сохранению основных атрибутов собственной идентичности, привели к принятию закона Республики Адыгея «О языках Республики Адыгея». Принятие закона обеспечило активное употребление адыгейского языка в общественной жизни, повысило его статус и уровень преподавания. По данным на 1999 — 2000 учебный год из 4022 воспитанников в дошкольных образовательных учреждениях адыгейский язык изучали 1320 детей, т.е. 33% воспитанников. Преподавание адыгейского языка и литературы велось в 29 школах из 32 (Хлынина, Пятакова http: //www.irex.ru).

С другой стороны, ускоренная адаптация языка к динамично изменяющимся условиям несет негативный характер, потому что снижается уровень владения языком, падает культура его применения. Вульгарные слова, жаргонизмы вторгаются в речь обычно в периоды глобальных исторических событий, социальных перемен, однако такого стремительного изменения языка, проникновения вульгарных, жаргонных и даже непристойных слов и выражений в предыдущие годы не происходило.

На наш взгляд, ускорение темпов адаптационной перестройки языка связано, в первую очередь, с усилением возможностей и технической вооруженности средств массовой информации, с появлением Интернета, с изменением политической ориентации, что привело к проникновению в речь огромного количества иноязычных (в основном английских слов), с усилением процессов дистинкции (размежевания на «своих» и «чужих»). Первые две причины приводят к расшатыванию норм языка, к усилению позиций брани, а последняя причина приводит к безудержному росту инвективной лексики, т.е. слов и выражений, заключающих в своем смысловом значении, экспрессивной оценке и оценочном компоненте намерение говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата речи.

Выход на авансцену журналистики, политической и культурной жизни существенного числа ; малограмотных людей привел к проникновению в печать, на экраны телевизоров, на радио, в литературу большого объема вульгарной и даже нецензурной лексики. Публично стали обсуждаться темы секса, противозачаточных средств, гомосексуализма, возможностей употребления наркотиков. Откровенно пропагандируется антисоциальная речь и антисоциальное поведение.

Существительные Инвективные примеры

Invective может использоваться как существительное. В этом случае инвективы просто обзывают. Он включает в себя обозначение человека, места, вещи, концепции или идеи уничижительным или унизительным ярлыком.

• Называя человека курица когда они не хотят прыгать с крыши здания.
• Обращение к человеку с ограниченными физическими возможностями как к нерадивости дурак когда он не может быстро вставить свой жетон метро в автомат.
• Обозначая кого-то, кто, по вашему мнению, взял на себя вашу идею, мошенник.
• Сказать, что кто-то, по вашему мнению, может быть нечестным, — это лжец.
• Назвать человека с избыточным весом кадка с салом.
• Ссылаясь на сварливую пожилую женщину, живущую дальше по улице от вас, как на старая летучая мышь.
• Указание на то, что бизнесмен, который, по вашему мнению, обманул вас, является грязным гнилым негодяй.

Функции инвективной лексики

Взаимодействие многообразия понятия «функции» и многообразия установок и целей применения языка приводит к образованию чрезвычайно большого числа подходов к определению функции языка. В частности, В.З. Демьянков (Демьянков 1991, 1995, 2000) описывает функции языка, выделенные учеными 20 века.

Подобное дробление функций языка, вероятно, представляет возможность изучения тонкостей языка и способов ее применения, однако вряд ли является актуальной для пользователей языком.

Мы полагаем, что неофициальным синонимом термина «функция» в филологии может быть термин «употребление».

В ряде работ (Бондарко 1990, Буслаев 1959, Виноградов 1937, Bates, MacWhinney, Smith 1983, Chomsky 1965) отмечается, что в современной лингвистике подходы к определению функции языка восходят к книге Карла Бюлера «Аксиоматика лингвистики», написанной в 1936 г. (Buhler 1936). Большинство из тех, кто разрабатывал эту проблему позже, прямо ссылаются на Бюлера как на своего предшественника.

Однако такое мнение не единственное и, вероятнее всего, не совсем точное. В.З

Демьянков отмечает: «Несмотря на свою популярность, функциональный подход в лингвистике конца 20 века не имеет доминирующей самостоятельной доктрины: «Функциональная лингвистика (функционализм)», — скорее «совокупность школ и направлений, возникших как одно из отвлетвлений структурной лингвистики, характеризующихся преимущественным вниманием к функционированию языка как средства общения» (Демьянков 2000, с. 56)

Основной принцип такого направления -«понимание языка как целенаправленной системы средств выражения (так называемый телеологический принцип) — был выдвинут P.O. Якобсоном, Н.С. Трубецким и СО. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (1929), а затем развит в работах других представителей пражской лингвистической школы, а также немецкого психолога К. Бюлера (Buhler 1934), обосновавшего концепцию трех функций языка — экспрессивной, апеллятивной и репрезентативной». P.O. Якобсон в конце 1940-х годов писал: «Вопрос о том, в чем состоит общий знаменатель различных направлений современной науки о языке, — отличающий ее от доминирующей неограмматической традиции конца XIX века, — имеет следующий ясный ответ: язык в первую очередь интерпретируется как инструмент коммуникации (tool of communication), а структура его анализируется в свете целей, которым служит он и его компоненты. Это -структурный, или функциональный подход, обладающий многими гранями» (цит. по: Демьянков 1992, с.22).

Особенности бранной и инвективной лексики в немецком языке

Бранная речь больше, чем прочие стили разговорной речи, связана с универсальными экстралингвистическими факторами, имеет схожие черты в разных языках. Это спонтанность и порожденная ею неполнооформленность структур; повторы, вставки, высокая степень стандартизации, проявление индивидуальных черт стиля и др.

Бранные слова находят отражение как в обиходно-бытовой речи, так и в языке художественной и публицистической литературы. В последнее время стала активно изобиловать бранными словами пресса.

Особенно много бранной лексики в молодежных изданиях. Можно привести в пример некоторые отрывки из рубрики объявлений таких популярных молодежных изданий, как «Metall Hammer» и «Rock Hard»: «Freackyfuckin boy, 28, sucht…» («Один урод гребанный, 28 лет, ищет…»); «Ich, einsames, angeodetes Etwas suche zotteiliges, mannliches GegenstUck, welches mich von Vergammeln am Arsch der Welt erretet» («Я, одинокое, надоедливое ничтожество, ищу лохматую мужскую противоположность, которая избавит меня тоски где-нибудь на заднице мира»). Сами заголовки пестрят бранной лексикой. Например: «Das beste Arschloch der Welt» («Лучший в мире засранец»); «Der Fettsack ist immer da !» («Жирняк всегда здесь»); «Kiss my Ass» («Поцелуй мою задницу»). В художественной литературе также можно найти много примеров употребления бранной лексики:

«Doggy! » rift die Witwe barsch.

«Du bist dock der letzte Arsch!» («Догги, — рявкнула вдова, — жопа ты последняя);

«Ostern ist erst ricntig swett mit des Bashers sUssem Schiet (Пасха действительно вкусна, много у пекаря сладкого дерьма); («Max und Moritz: Die story von zwei irren Fuzzis, die ihren Mitmenschen tierisch auf den Keks gingen, dann aber eine reingesemmelt bekamen und schliesslich die Hute hochklappten» Wolfgang Brenneisen). («Макс и Морис: история о двух придурках, которые зверски действуют своим собратьям на нервы, но которые в итоге получают по башке»).

Помимо собственно стилистической, или функциональной окрашенности, инвективная лексика имеет эмоционально-экспрессивную окраску. Эмоциональная лексика — это слова, имеющие выраженную языковыми средствами эмоциональную окрашенность, а экспрессивная лексика — слова, выражающие ласку, шутку, иронию, неодобрение, пренебрежение, фамильярность и т.д. (Карасик 1994). По сравнению с нейтральными синонимами лексические единицы сниженных стилистических пластов обладают «экспрессией чувственной конкретности», т.е., кроме общего значения, такие слова передают яркие образные представления:

der Lehrer = (школьн. жаргон.) der Pauker;

учитель училка

faul sein = (фам — ) faul wie die Pest sein;

быть ленивым быть жутко ленивым

warm = (вульг.) pisswarm;

теплый неприятно теплый (как моча)

Именно эта образность бранных слов создает особый характер метафоризации, свойственный бранной речи.